Димка предполагал — страстно хотел, думал-планировал — уединиться с Расимом сразу после ужина, чтобы, не дожидаясь ночи… потому как ждать ночи у него, у Димки, не было уже никаких сил, но еще перед ужином к Димке подошел Серёга — попросил Димку, неплохо знающего английский, настроить на его, Серёгином, ноутбуке пару приглянувшихся ему программ, — Серёга не пожалел деньги — купил диск в лицензионным софтом, и Димка после ужина сказал Расиму, что он, Димка, задержится минут на тридцать или даже на сорок…
А какие у него, у знающего английский Димона, могли быть основания, чтоб Серёге отказать? Впрочем, в том, что нужно было идти к парням, тут же оказался свой плюс: Димка сказал Светусику, что сегодня он вряд ли сможет прийти к ним в гости, потому как «надо помочь Серёге — надо настроить ему программы, а потом надо будет попарить ногу, чтоб наложить на мозоль лейкопластырь»… так мозольный лейкопластырь, купленный в «долбаной аптеке», ему, Димке, пригодился ещё раз!
Пробыл Димка в номере парней — своих одноклассников — почти час… а едва вышел, тут же достал из кармана телефон.
— Расик, ты где?
— Дома, — отозвался Расим. — Я как пришел, сразу в душ сходил… сейчас эсэмэски отправил — маме и бабушке… а ты, Дима, где?
— Я сейчас буду… я буду через пару минут! — весело проговорил Димка и тут же, не удержавшись, добавил — спросил, придавая своему голосу загадочную таинственность: — Расик… сказать тебе что-то?
— Что? — отозвался Расим; прижимая телефон к щеке, Димка уловил в голосе Расима и любопытство, и — с любопытством одновременно — проскользнувшую тревогу… он, Расик, в два счета купился на Димкин тон!
— Я люблю тебя, Расик! — выдохнул Димка чуть слышно.
— Дима! Опять ты… — протестующим тоном проговорил Расим, но… прижимая телефон к щеке, Димка уловил-почувствовал, что протест в голосе Расика был какой-то ненастоящий, несерьёзный… так, для проформы!
— Через минуту я буду! Отбой! — Димка, подходя к лифту, нажал на своём телефоне красную скобку — кнопку отбоя… «Расик сходил уже в душ!» — подумал Димка, нажимая кнопку остановки лифта… он, Димка, всем сердцем, всей рвущейся к Расику душой уже чувствовал сладость объятий, и его, шестнадцатилетнего Димку, школьника-десятиклассника, распирало от ликования — от счастья!
Кабина лифта остановился — двери разъехались в стороны, и… уже сделав шаг — уже войдя в кабину лифта, Димка, думающий о Расике, увидел, а точнее, рассмотрел в парне, стоящем в кабине лифта — оказавшемся напротив, Игорька! Елы-палы… этот был тот самый Игорёк — один из двух гопников, которые с ним, с Димкой, обещали при встрече поквитаться!
Двери лифта плавно закрылись, — Димка, нажав кнопку своего этажа, спокойно посмотрел гопнику в глаза… Наверное, можно предположить, что каждый, кто не влюблён, всегда является в той или иной степени ущербным — рядом с тем, кто любит и кто любим… ну, то есть, является ущербным не сам по себе, а именно рядом с тем, кто безраздельно, бесконечно, всецело счастлив своей любовью, — Димка смотрел на парня-гопника совершенно спокойно, чуть снисходительно и в то же время ликующе радостно, не считая нужным скрывать свою радость, потому что парень этот, стоящий напротив, был для него, для Димки, всё равно что пустое место; у Димки был взгляд счастливого человека — взгляд человека, не имеющего никакой необходимости кому-то что-то доказывать, и в этом была его, Димкина, неоспоримая сила, — парень, глядя Димке в глаза, не мог не почувствовать себя рядом с Димкой и ущербным, и слабым…
Да и как могло быть иначе? Если б их, гопников, оказалось сейчас рядом с Димкой двое-трое, то, возможно, они, почувствовав Димкино превосходство, попытались бы Димку спровоцировать на драку, чтобы численным перевесом вернуть себе вдруг пошатнувшееся ощущение своей внешней значимости и силы, — в толпе мозги у иных отключаются по причине их скудости, а сами ущербные стремятся к реваншу.
.. в толпе мозги не нужны — они только мешают; а когда человек — пусть даже он гопник — один, то он поневоле всё начинает видеть-воспринимать немножко не так, как это бывает, когда он в толпе, — по одиночке гопникки трусливы, и… парень-гопник — вполне симпатичный, ничуть не задиристый в силу своей одинокости в этот момент — отвёл свой взгляд в сторону; «если б не Расик… — неожиданно для себя подумал Димка, и уголки Димкиных губ снисходительно дрогнули, — если б не было в жизни моей Расима, я б сейчас, Игорёк, предложил бы тебе отсосать… предложил бы тебе взять в рот — подрочить свои губы о мой пипис…
И мне кажется почему-то, что ты, Игорёк, не отказался бы — в обмен на моё обещание, что я никому никогда об этом не расскажу… а я бы сравнил, Игорёк, так ли умело ты делаешь это в реале, как умело ты это делал в моём сне… ты классно сосал у меня во сне, но ты, Игорёк, об этом не знаешь — и потому ты стоишь сейчас, делая вид, что меня не узнал… ты смешной, Игорёк… ты сосал у меня в моём сне, а теперь бы ты наверняка отсосал бы у меня наяву, потому как сны мои, Игорёк, сбываются… но — не судьба, Игорёк, не судьба… меня ждёт сейчас самый прекрасный парень на свете, рядом с которым ты, Игорёк, просто пустое место: и сам ты никто, и звать тебя «никак»…
Соси, Игорёк, у своих друганов… соси, Игорёк, соси — для таких, как ты, все писюны одинаково сладкие!»; лифт, замедляя движение, остановился; двери лифта плавно разъехались в стороны, и Димка, спокойно повернувшись к гопнику спиной — тут же забыв о и гопнике, и о своих чуть насмешливых, немного язвительных мыслях, нетерпеливо шагнул в коридор своего — девятого — этажа… да какое ему, счастливому Димке, было дело до какого-то гопника? Nullus nulla sunt praedicata — то, что не существует, не имеет и признаков; или: nolite mittere margaritas ante porcos… как говорится, кому что нравится — кому что кажется предпочтительней!
Димка порывисто, страстно прижал Расима к себе, едва дверь за его спиной закрылась — захлопнулась, — ничего не говоря, ничего не спрашивая, не объясняя, Димка жарко засосал Расима в губы — горячо впился в губы Расима губами своими, чувствуя, как Расим податливо прижался к нему, к Димке, всем своим телом… Расик был в шортах, в синей — домашней — футболке, — одной рукой обнимая Расима за шею — целуя его взасос, Димка ладонью другой руки скользнул под резинку-пояс Расимовых шорт, и ладонь Димкина округлённо наполнилась тёплой, сочной, упруго-мягкой мальчишеской ягодицей… всё — абсолютно всё: парень в аптеке, гопник Игорь, девушка эмо, Толик-Серёга-Вовчик, братья-близнецы, гламурные л е н у с и к и, лицензионный софт, сам Город-Герой — испарилось-исчезло в одно мгновение! Всё исчезло, всё испарилось — остались только они, двое парней, стоящих в залитом светом гостиничном номере…
Только они: Расик и Димка — Д и м а и Расим! Ёлы-палы… как же это было непередаваемо, невообразимо сладко — всем сердцем, всем телом чувствовать радостное, ликующее, упоительное счастье! Всосав в свои губы горячие губы Расика — целуя Расима взасос, Димка почувствовал-ощутил, как в его мигом окаменевший, жаром налившийся пах твердо упёрся взбугрившимся колом пипис Расима, — не отнимая от губ Расима губы свои — продолжая сосать Расима в губы, Димка, скользнув ладонью по Расикову бедру, переместил ладонь в шортах с попы Расима на его распираемый сладостью член… страстно и нежно Димка сжал, обхватив ладонью, возбуждённый пипис Расима, и Расик невольно дёрнулся — дёрнулся от нестерпимого, огнём полыхнувшего удовольствия… разве он, Расик, не этого целый день хотел?
— Расик… — прошептал Димка, выпуская губы Расима из губ своих. — Я что-то купил… ты ходил уже в душ?
— Ходил… — отозвался Расим, глядя Димке в глаза — облизывая губы, чуть налившиеся горячей припухлостью.
— Я тоже сейчас.
.. тоже сейчас схожу — по-быстрому ополоснусь, и… Расик! — возбуждённо глядя в глаза Расиму, Димка легонько сдавил ладонью напряженный Расимов пипис.
— Что? — отозвался Расим, невольно сжимая от удовольствия ягодицы — непроизвольно стискивая туго сомкнутый мальчишеский вход.
— Я люблю тебя…
— Дима! — Расим невольно улыбнулся в ответ на эти Д и м и н ы три слова, и вместе с тем в его голосе послышались нотки прежнего протеста. — Мы друзья с тобой…
— Расик! Друзьями мы были вчера… ну, и сегодня — сегодня утром мы тоже были друзьями! А теперь у нас, Расик, кое-что есть… и сейчас у нас будет любовь! — Димка, говоря это, хитро улыбался, как если бы он и дразнил Расима, и в то же время им, Расимом, любовался — одновременно.
— Всё равно… у нас, Дима, дружба! — упрямо проговорил Расим, не желая с Д и м о й соглашаться, потому как любовь… слово «любовь» у Расима упорно ассоциировалось не с глубиной чувств, а с такими словами как «жених», «невеста», «муж», «жена», «дети», «семья»… конечно, всё это было тоже правильно, было тоже верно, но такое представление о любви было неполным: ограниченное сложившимися стереотипами, такое представление о любви было, вне всякого сомнения, ущербно однобоким — верным в отдельных частных случаях и совершенно неверным в принципе, вообще.
Взгляд на любовь как на чувство исключительно разнополое — гетеросексуальное — для людей мыслящих, а не застрявших в дремучем средневековье, давно уже был анахронизмом, свидетельством внутренней закостенелости либо тупой, безмозглой зависимости от лицемерно-лукавых пастырей, любящих свет не солнца, а золота… но — таким уж он был несовременным, этот школьник-девятиклассник — бесконечно любимый Димкой честный искренний Расик! Что он, Димка, мог с этим поделать? Только одно — любить его, Расика, невзирая на разницу в терминологии…
— Ну, хорошо! — рассмеялся Димка, одновременно и удивляясь, и млея от Расиковой наивности. — Уговорил… пусть будет по-твоему! Я дружу тебя, Расик… просто дружу! И вообще… никакой любви не бывает! Сейчас я по-быстрому схожу в душ, и… мы будем с тобой дружить друг друга… мне это тоже нравится!
— Дима! — Расим рассмеялся. — Ты, блин, сейчас наговоришь…
— Расик! Ну, как я должен тебе угодить? — Димка, дурачась, изобразим на лице полное отчаяние. — И так — не так… и так — не подходит! Тебе, Расик… ну, никак тебе не угодишь! А все равно… все равно ты, Расик, самый классный пацан на свете! И я всё равно тебя люблю… ну, то есть, дружу! Я тебя очень, очень дружу! — вытащив руку из шорт Расима — порывисто прижав парня обеими руками к себе, Димка едва уловимым касанием кончика языка лизнул Расима в пипку носа. — Всё, я в душ — на пару минут…
Димка исчез в ванной комнате, а Расим — радостно возбуждённый, невольно чувствующий сладостное нетерпение, огнём разлившееся в промежности — прошел к свое кровати, думая о том, как всё быстро получилось… он, пятнадцатилетний Расик, хотел ничуть не меньше самого Д и м ы! Член у Расима распирала от сладости, в яйцах слегка ломило, промежность набухла, в туго стиснутом пацанячем входе, зажатом полусферами ягодиц, щекотливо свербело…
«Дима… » — подумал Расим… точнее, он не произнёс это слово мысленно, не подумал это слово, потому что думают головой, а это короткое слово — помимо головы! — радостно, сладко, нетерпеливо пропело его юное сердце и юное тело, — он, Расим, не подумал это слово, а ощутил его сердцем и телом, как если бы имя парня, нетерпеливо скрывшегося в ванной комнате, выражалось-обозначалось не словом вовсе, а было б физическим ощущением и радости, и сладости, и нетерпения; «Дима… » — почувствовал-ощутил Расим Димкино имя, состоящее в этот момент для него, для Расима, не из гласных-согласных звуков-букв, а из жаром обжигающих Д и м и н ы х губ, из горячих Д и м и н ы х объятий.
..
И ещё — слово «Дима» состояло для Расима из его, Расимова, ожидания, — большим пальцем левой руки оттянув книзу резинку шорт, Расим посмотрел на свой напряженный, тут же подпрыгнувший, вверх подскочивший пипис… член у него, у Расика, был не маленький — не пипеточный, — обнаженная головка члена, сочно налитая ярко-багровым огнём, влажно лоснилась, блестела в электрическом свете, словно отполированная или покрытая еще не высохшим лаком…
— Расик! — сквозь шум воды из ванной комнаты донёсся через полуоткрытую дверь голос Димки. — Я тебе что хочу сказать…
Димка, не договорив, умолк — и Расим, тут же убрав напряженный член в шорты, словно устыдившись своего нетерпения, отозвался, выждав две-три секунды:
— Что, Дима?
— Ты самый лучший пацан на свете! — весело крикнул Димка, сидя в серебряных нитях льющейся сверху воды: сидя в ванне на корточках — широко разведя колени ног, Димка быстро и вместе с тем тщательно мылил скользящей ладонью промежность, мылил туго стиснутый девственный вход, отчего у него, у Димки, миллионами микроскопических иголочек сладостно покалывало между растянувшимися, широко распахнувшимися полусферами ягодиц… и особенно — в мышцах сладко свербящего сфинктера…
— Дима! Ты это уже говорил! — невольно улыбнувшись Д и м и н ы м словам, звонко и радостно отозвался Расим.
— Разве? — тут же донёсся до Расика удивлённый Димкин голос. — Тогда вот ещё… вот ещё что: я люблю тебя, Расик! — звонко и радостно проговорил-прокричал Димка, вставая в ванной на ноги — выпрямляясь под струями льющейся сверху воды в полный рост.
— Дима! Ты это тоже… тоже ты это говорил! — рассмеялся Расик, подумав, что Д и м а… Д и м а — неисправим!
— Тоже? — тут же донёсся до Расима ещё более удивлённый Димкин голос. — Ну, ни фига себе… я тебе всё это говорил? Расик… а ты мне хоть что-нибудь хочешь сказать?
— Ты самый лучший пацан на свете! — не на секунду не задумавшись — ни на миг не усомнившись в своих словах, радостно отозвался Расим, и Димка… стоя в ванне в серебряных нитях воды — тщательно мыля твёрдый, жаром налитый пипис, Димка почувствовал, как от слов Расима, от его искреннего, звонкого и радостного голоса у него, у Димки, на миг перехватило дыхание… слышать это от Расика — от любимого Расика! — было неимоверно сладостно… неимоверно сладко — всё равно что его, Расима, целовать в губы!
— Так… зачёт! — отозвался Димка, сладострастно сжимая, стискивая мышцы сфинктера, потому что мылить обнаженную головку члена было так же сладостно, как слышать признание Расика — как прижимать Расима к себе. — А ещё… ещё что ты, Расик, хочешь сказать мне?
— Ты, Дима, самый… самый лучший на свете друг! — отозвался Расим, стоя у своей кровати — через ткань своих шорт сладострастно стискивая, сжимая напряженный, несгибаемо твёрдый, сладостно ноющий пипис… а что — разве это было не так? Для него, для Расима, лучше Д и м ы сейчас никакого на свете не было!
— Так… зачёт тоже, но зачёт пока временный — предварительный! Теорию, Расик, ты сдал… — рассмеялся Димка, подумав о том, что Расик… любимый Расик неисправим! Ну, и ладно… главное, что они вместе! Увеличив напор воды, Димка стал быстро, тщательно смывать с себя мыльную пену, с весёлым нетерпением думая о том, что верность всякой теории подтверждается исключительно практикой… разве с этим можно было спорить — разве можно было хоть что-то возразить?
Тщательно — насухо — вытершись, подхватив с пола джинсы, рубашку, свитер, носки и плавки, Димка, держа это всё в руках, вышел из ванной комнаты, — ни обматываться полотенцем, ни тем более надевать плавки Димка не стал.
.. зачем? Расим стоял у своей кровати, через шорты сжимая ладонью напряженный член — взгляды их, устремлённые друг на друга, встретились, и Димке показалось, что он увидел во взгляде Расика нетерпение и страсть… впрочем, почему ему, Димке, это показалось? Во взгляде Расика — любимого Расика! — было и нетерпение, и желание, и ожидание, и готовность… полная готовность делать всё, что скажет Д и м а!
— Расик… ты чего стоишь, как неродной? Я думал, ты постель уже разобрал… — с улыбкой проговорил Димка, бросая одежду на свою кровать. — Разбирай постель!
У нас также ищут:
как волосатую бабу ебут видео, онлайн трахни, Стройные шлюшки сняли секс с друзьями, просмотр русского порно инцеста онлайн, трахнул тетю она спала, порно инцест расказ папа, трахни девушку видео, Подарила глубокий отсос голому товарищу в постели, сын трахнул волосатую пизду матери порно видео, русское инцест прно i, русское порно мама учит дочь трахаться, порно ебут толпой силой, инцесты в нижнем белье смотреть бесплатно, Шалава приняла в себя отличный член, порно видео инцест первый секс с папой, инцест сайты mp4 видео, русское домашние инцест фото, девушка получает оргазм видео домашнее, бесплатные порно сквирт судорог, форум обсуждения инцест, порно видео красивый фистинг, сиськи ебут онлайн, эротические рассказы по принуждению инцест, русское порно девки ебут парней, трахаться с страпоном, странный оргазм у девушки
