Ещё один день — прошел… лежа на боку, одну руку сунув под подушку, Игорь, поверх простыни до подбородка укрывшийся тонким темно-синим одеялом, другую руку автоматически, как привык это делать дома, запускает в трусы, — в расположении казармы, над выходом из спального помещения, фиолетовым светом горит круглый плафон дежурного освещения, но, едва освещая проход, над кроватями слабый свет от плафона незаметно сливается с ночной темнотой, образуя вполне естественный полумрак, скрадывающий очертания лежащих под одеялами тел, и, если проявить разумную осторожность — если не делать резких движений, если при этом следить за своим дыханием, в такой обстановке можно запросто, лёжа под одеялом, устроить себе пусть краткосрочное и более чем скромное, но в любом случае не лишенное удовольствия свидание с мадам Кулаковой… выходит, что не так уж и не прав один из сержантов, говоря о возможности такой никому не видимой, но желаемой и даже необходимой «самоволки», а если так, то единственное, о чём нужно подумать заранее — это заранее приготовить какой-нибудь отслуживший своё подворотничок, чтобы утром, едва проснувшись, незаметно извлечь его из-под матраса, а затем так же незаметно — и как можно быстрее — выбросить это слипшееся, характерно пожелтевшее свидетельство кайфа в урну для мусора… впрочем, до таких «самоволое» ещё нужно созреть — нужно додуматься, — Игорь, находясь сначала на сборном пункте, а затем пребывая уже здесь, в роте молодого пополнения, на протяжении почти двух недель ни разу не имел ни времени, ни возможности, ни даже просто удобного случая, чтобы, уединившись, подрочить-кончить, и теперь, едва он суёт руку в трусы — едва легонько сжимает в кулаке член, обнажая головку, как член его тут же, отзываясь на эту ласку, начинает стремительно наливаться сладостной тяжестью… «блин! а вдруг сейчас снова будет подъём, а у меня — колом трусы», — запоздало думает Игорь, торопливо извлекая из трусов руку — оставляя в покое своего не в меру отзывчивого «пацана».
Сержанты, о чём-то вполголоса переговариваясь, то и дело прерывая свой разговор приглушенным смехом, не уходят — они стоят в центре основного прохода, называемого «взлёткой»; и лежащий на боку Игорь, вдавившись щекой в подушку, из глубины спального помещения, из спасительной темноты, смотрит на «своего» командира отделения — на Андрея, стоящего к кроватям, то есть к нему, к Игорю, лицом; понятно, что сержант не может видеть устремленного на него взгляда, а Игорь видит «своего» сержанта отлично, и это существенное преимущество даёт возможность лежащему на боку Игорю не просто смотреть на ладного парня в форме сержанта, а в буквальном смысле всматриваться в него, рассматривать его, что, собственно, Игорь и делает, пользуясь случаем, — Игорь, лежащий под одеялом, неотрывно смотрит на стоящего в проходе Андрея, и в груди Игоря плавится чувство неизбывно-сладостного — безысходного — томления…
Так получилось, что внимание на Андрея Игорь обратил раньше, чем оказался у Андрея в отделении… Когда их, только-только прибывших, впервые завели в казарму, где располагалась рота молодого пополнения, Андрей стоял вместе с другими сержантами, ничем от других сержантов не отличаясь, но Игорь, скользнув по сержантским лицам взглядом, невольно выделил его — Андрея… то есть, что значит — выделил? Вместе с десятком таких же, как он, призывников, испытывая вполне естественное любопытство и вместе с тем ощущая в душе неприятно сосущую, но вполне объяснимую неуверенность, внутренне бодрясь, изо всех сил стараясь вписываться в общее настроение какой-то отчаянной, не совсем уместной веселости, с какой они шагали вместе с капитаном по территории части, Игорь, оказавшись в казарме — увидев сержантов впервые, ни об одном из них в равной степени не знал ничего…
Но ведь так бывает: вдруг окажется в электричке или в автобусе-троллейбусе ватага парней — ты скользнешь по ним взглядом, и — ни на ком твой взгляд не задержится, никого из ватаги не выделит, и ты, равнодушно отворачиваясь, тут же забывая эти лица, снова продолжишь смотреть в окно; а бывает: взгляд зацепится за чьё-то лицо, и ты, о человеке совершенно ничего не зная, вдруг почувствуешь к нему живой, невольно возникающий интерес — неслышно дрогнет в груди никому не видимая струна, зазвенит томительная мелодия, слышимая лишь тебе одному, и ты, стараясь, чтоб взгляды твои были незаметны, начнешь бросать их на совершенно незнакомого парня, с чувством внезапно возникшей симпатии всматриваясь в мимику его лица, в его жесты, в его фигуру, и даже его одежда, самая обычная, банальная и непритязательная, покажется тебе заслуживающей внимания — ты, исподтишка рассматривая мимолётного попутчика, будешь по-прежнему казаться отрешенно погруженным в свои далёкие от окружающих тебя людей мысли-заботы, и только мелодия, внезапно возникшая, никем не слышимая, будет томительно бередить твою душу, живо напоминая о несбывающихся встречах — о том, что могло бы случиться-произойти, но никогда не случится, никогда не произойдёт, и ты, вслушиваясь в эту знакомую тебе мелодию о несовпадающих траекториях жизненных маршрутов, будешь просто смотреть, снова и снова бросая исподтишка свои мимолётно скользящие — внешне безразличные — взгляды; а через две-три-четыре остановки этот совершенно неизвестный тебе парень, на мгновение оказавшийся в поле твоего внимания, выйдет, и ты, ровным счетом ничего о нём не зная, не зная даже его имени, с чувством невольного сожаления о невозможности возможного проводишь его глазами.
.. разве так не бывает, когда, ничего о человек не ведая, мы без всякого внешнего повода выделяем его — единственного — из всех окружающих, совершенно не зная, почему так происходит — почему мы выделяем именно его, а не кого-либо другого? . . Сержанты, стоявшие в коридоре, были еще совершенно одинаковы, совершенно неразличимы, но при взгляде на одного из них у Игоря в груди что-то невидимо дрогнуло — неслышно ёкнуло, рождая в душе едва различимую мелодию, упоительно-томительную, как танго, и вместе с тем сладко-тягучую, как золотисто-солнечный мёд, — Игорь, еще ничего не зная о сержанте, стоящем наискосок от него, вдруг услышал в своей душе ту самую мелодию, которую он слышал уже не однажды… но вслушиваться в эту мелодию было некогда: дверь, на которой была прикреплена табличка с надписью «канцелярия», в тот же миг открылась, и в коридоре появился капитан, который оказался командиром роты молодого пополнения; скользнув по прибывшим пацанам взглядом, он велел им построиться — и, называя сержантов по фамилиям, стал распределять вновь прибывших по отделениям; Игорь стоял последним, и так получилось, что, когда очередь дошла до него, он оказался один — капитан, глядя на Игоря, на секунду запнулся… «мне его, товарищ капитан», — проговорил один из сержантов, и Игорь, тревожно хлопнув ресницами, тут же метнул быстрый взглядом на сказавшего это, но капитан, отрицательно качнув глазами, тут же назвал чью-то фамилию, которую Игорь из-за волнения не расслышал, добавив при этом: «забирай ты его», — Игорь, снова дрогнув ресницами — не зная, кому из сержантов эта фамилия, прозвучавшая из уст капитана, принадлежит, беспокойно запрыгал взглядом по сержантским лицам, переводя беспомощный, вопросительно-ищущий взгляд с одного лица на другое, и здесь… здесь случилось то, чего Игорь, на секунду переставший слышать мелодию, не успел даже внятно пожелать: тот сержант, которого Игорь невольно выделил, глядя на него, на Игоря, чуть насмешливым взглядом сощуренных глаз, смешно постучал себя пальцем по груди, одновременно с этим ему, Игорю, говоря: «смотри сюда», — и Игорь, тут же снова услышавший своё сердце — снова услышавший мелодию своей души, совершенно непроизвольно улыбнулся, глядя сержанту в глаза… он, Игорь, улыбнулся невольно, улыбнулся, движимый своей вновь зазвучавшей мелодией, улыбнулся открыто и доверчиво, как улыбаются дети при виде взрослого, на которого можно абсолютно во всём положиться, но сержант, проигнорировав этот невольный, совершенно непреднамеренный порыв, на улыбку Игоря никак не отреагировал, — коротко бросив Игорю «следуй за мной», вслед за другими сержантами он повёл Игоря в глубину спального помещения, чтоб показать, где располагается отделение, в которое Игорь попал, и где будет на время прохождения курса молодого бойца его, Игоря, кровать и, соответственно, тумбочка… всё это произошло неделю назад, — через полчаса от пацанов, которые прибыли чуть раньше, Игорь узнал, что сержанта его отделения зовут Андреем…
Конечно, в душе Игорь всегда был мечтателем — был романтиком, а не прагматиком, хотя внешне это никак не проявлялось, никаким образом не выражалось, и потому этого никто и никогда не замечал… Лёжа под одеялом, Игорь смотрит из темноты спального помещения на Андрея, стоящего в освещенном проходе, и в груди Игоря плавится чувство неизбывно-сладостного томления — в душе Игоря звучит та самая мелодия, которую он впервые со всей отчетливостью услышал, когда ему, Игорю, было четырнадцать лет: однажды, в самом начале весны, в их дворе появился новый парень, и вдруг — совершенно неожиданно — Игорь почувствовал к этому парню непонятное, ничем внятным не мотивированное тяготение; парень был старше Игоря на год — он быстро влился в их дворовую компанию, и Игорь сам не заметил, как вскоре все его мысли были заняты им, этим новым приятелем…
Тяготение это было подобно фантому: в мыслях-фантазиях Игоря совершенно не было банального желания секса, как это нередко бывает у мальчишек в четырнадцать лет и как в подростковом возрасте между мальчишками, друзьями и приятелями, э т о самым естественным образом нередко происходит, — Игорь, думая об Артёме, а именно так звали нового друга, думал не о сексе, а мечтал-думал о «настоящей дружбе», вкладывая в это понятие что-то зыбкое и неопределённое, ему самому до конца непонятное, но страстно желаемое — желанное.
.. была весна, и бесконечно длящимися вечерами душа Игоря сладостно томилась от безысходности, от невозможности высказать свои чувства вслух, от заведомой неисполнимости своих невнятных желаний; потом наступило лето… всё лето Артём ходил в «гавайских» шортах, и Игорю хотелось иметь шорты точно такие же — «гавайские» — как у Артёма, — Игорь, сам того не понимая, был в Артёма влюблён — думал о нём, постоянно хотел быть рядом, невидимо ревновал его к общим приятелям, и если бы…
Если б Артём, который был на год старше, захотел бы познать с Игорем сладость однополого секса или даже сделать Игоря своим сексуальным партнёром, он бы добился этого без всякого труда, хотя сам Игорь, постоянно думая об Артёме, ни о каком сексе с Артёмом не помышлял… Артём, через год уехавший поступать в мореходное училище и в город больше не вернувшийся, потому что его родители вскоре уехали тоже, был первым, кто пробудил в душе Игоря это странное чувство — желание какой-то необыкновенной, чистой и искренней, ничем не замутнённой — «настоящей» — дружбы… потом, после Артема, были другие пацаны, к которым Игорь испытывал такие же точно чувства, и всегда это было страстное, томительно-сладкое желание дружбы… именно дружбы, а не секса, — мастурбируя, Игорь если и представлял в своих фантазиях своих очередных друзей-приятелей, то представлялись эти друзья-приятели невнятно и размыто, а сами отношения в таких одиноких грёзах рисовались без всяких физиологических подробностей…
У нас также ищут:
эротические рассказы с комиксами порно инцест, хлороформ усыпил девушку и трахнул, рассказы про инцест с бабушками, Удовлетворенный крепыш намазал лицо брюнетки спермой, как выглядит у девочек целка, я спокойно ей это они тут трахались, негр с членом сперма на лицо, русское порно инцест насилие онлайн бесплатно, рассказы теща и зять трахаются, видео как трахаются в маинкрафте, порно сквирт скачать через торрент, любительский инцест порно смотреть онлайн, дедушка порвал целки внучки, порно видео ебут училку, инцест художественный фильм смотреть, брат транс трахнул сестру, выебали кончил внутрь видео, порно истории инцест про дядю и племянницу, целки видео русский, смотреть трахнул взрослую женщину, телефон фистинг скачать бесплатно, секс смотреть онлайн трахнул маму, русское порно племянник трахнул свою тетю, порно онлайн сквирт лесбиянок, Брутал смачно трахнул сладкую шалаву, порно ебут в жопу раком
